Люди меча - Страница 46

Шуйский неожиданно ощутил, что ему захотелось выпить вина. Пожалуй даже, водки холодной, да на мяте настоянной. Чтобы в горле было морозно, а в душе — горячо. Избавляясь от наваждения, он поднялся, несколько раз перекрестился на красный угол, после чего поклонился игумену:

— Пойду я, отец Артемий, холопов в город наряжу.

— Ступай сын мой. Поутру все, чего ты желал, готово будет. Благословен будь поход ваш и оружие ваше…

Однако слова настоятеля изменить испорченного настроения не смогли. И даже осознание того, что завтра, до темна, он успеет довести воинскую справу до реки Шелонь, а еще дней через пять они доберутся до рубежей дерптского епископства. Всего полтораста верст осталось. А при войске уже и кованная рать есть, и стрельцы, и татары, и большой наряд. Все честь по чести, как государем со времен взятия Казани заведено. Первую часть долга воеводского он выполнил и рать для похода исправно собрал и в путь вывел. Теперь настала пора искусство воинское проявить…

* * *

К мосту у деревни Трески рать вышла пятого декабря — в день святого Петра, и в этом боярин Шуйский усмотрел предначертания свыше: ему как бы вручались ключи от земель, что почти три века под пятой схизматиков нечестивых томились. И на воротах, через которые он в Юрьев монастырь въезжал, икона Георгия-Победоносца висела. Тоже знак!

Однако он гарцевал, перед мостом, рубежи царства Московского означающим, и никак не решался малый мосток этот пересечь.

Справа, сразу за мостом, стояла с приоткрытой дверью ливонская караулка. Ветер деловито наметал через раскрытую щель пушистый снег, который не таял внутри, намереваясь долежать там до самой весны. Притихла и видная впереди деревушка: ни гомона людского, ни собачьего тявканья, ни мычания скотины. Похоже, ливонцы успели вовремя прознать, что супротив них идет русское войско и предпочли бесследно исчезнуть, а не ложиться под копыта откормленных за лето коней.

— Ну, — широко перекрестился боярин. — С нами Бог!

Он со всей силы вонзил шпоры в бока жеребца и породистый туркестанец одним прыжком перемахнул через весь жердяной настил, опустившись подковами на землю дерптского епископа.

Война России и Ливонии началась.

И тотчас, словно стремясь в полной мере исполнить долг разорителей неприятельской земли, через мост темной массой ринулась татарская конница, оглашая окрестности громкими криками:

— Халла!

Они влетали во дворы и, не слезая с коней, заглядывали в ворота сараев и хлевов, быстро, но тщательно осматривали дома, стучали ногами по доскам полов или вонзали ножи в стены погреба. Результат не заставил себя ждать: не прошло и пары часов, как они выволокли из подпола одного из брошенных, на первый взгляд, домов унылого серва, обреченно смотрящего в землю, отчаянно визжащую девку и беззубую старуху лет пятидесяти. Впрочем, татары быстро спохватились, и один из них ударом сабли рассек никому ненужную женщину едва не надвое, бросив ее остывать в занесенном снегом дворе. А по ведущей к Дерпту дороге шли и шли по трое в ряд верховые: боярская кованная конница, стрельцы с бердышами за спиной, длинный санный обоз с большим нарядом и припасами для долгого зимнего похода.

Впрочем, это оказалась единственная добыча. Похоже, русских намерений вернуть свои земли вокруг городов Юрьева, Колываня, Пернова, Ракобора — и далее вплоть до Риги, скрыть не удалось и местные жители загодя успели либо попрятаться в леса, либо за стены монастырей, замков и городов. Вот всяком случае, все попадающиеся им по пути деревни и хутора были пусты, и разве только мерзнущие крысы кое-где шастали между домов, оставляя тонкие цепочки следов.

По счастью, вывезти со своих дворов все ливонцы не могли, и ратники в достатке находили сена для своих коней и дров, для протапливания брошенных домов — а потому могли ночевать в тепле и не беспокоиться за здоровье своих скакунов.

Благодаря медлительному обозу путь от Псково-Печерского монастыря до столицы епископства занял целых три дня, и только к полудню четверного войско вышло к каменным стенам Дерпта. Ожидая, пока на окружающие город поля втянется с дороги вся его рать, боярин Шуйский пришпорил коня и обскакал вражескую твердыню, стараясь держаться подальше от стен. Стен, составленных из прямых участков, с башнями каждые триста шагов. А значит — перестроенных по новейшим военным законам и укрепленным пушками.

Ничего, супротив русского духа никакие пушки устоять не способны. Петр Шуйский вернулся к рати, направился прямо к Аблай-хану:

— Друг мой, разбивай свой лагерь напротив во-он тех ворот, — указал боярин на южную сторону. — Становитесь между замком, что за лесом выглядывает, и городом, дабы засевший в цитадели гарнизон не мог в спину нам ударить, ведущих осаду стрельцов тревожа. Сергей Степанович, дядюшка, основной наш лагерь мы с другой стороны разобьем, возле леса. Он, похоже, густой и больших сил через него не провести. Иван Андреевич, тебя попрошу витязей своих напротив северных ворот поставить, дабы возможную вылазку упредить…

Хлопот у воеводы имелось немало: проследить, чтобы обозные сани и телеги плотно окружили будущий лагерь, а промежутки между ними были плотно заполнены вязанками хвороста или заготовленными для костров небольшими бревнами. Направить стрельцов в лес, ради заготовки дров и рубки гуляй-города.

Распорядиться Аблай-хану, чтобы татар на облаву в окрестные селения отправил — сено лошадям поискать, теплые дома приготовить, на случай, коли раненые появятся. Определить направление основного к вспомогательного ударов и установить там монастырские пищали для разрушения башни и примыкающих к ней стен.