Молодой боярин расплылся в широкой улыбке. Он смог-таки добиться своего: царь заметил его старания на службе святой Руси и благосклонность свою осязаемо подкрепил. Дерптский епископ скрипнул зубами — но ненависть свою одолел, тоже улыбнулся в ответ и налил гостю еще вина.
Русский ел по языческому обычаю жадно и много, в одиночку истребив жаренного на вертеле цыпленка, половину блюда вареного мяса, свиной окорок и выпив кувшин вина. При этом он ухитрялся рассказывать что-то про свои поместья, на которые ужо два века не ступала нога чужеземца, про осаду Казани и взятие Астрахани, про монастырские пищали, что недавно были отправлены назад в новгородчину. Временами к рассказу приплетались недавние события и священник начал понимать, что последние годы оказались крайне удачны для язычников. И на юге, и на севере, испуганные мощью русского оружия, врага сдавались на их милость без боя, иногда бросая целые города и убегая прочь, либо встречая поработителей ключами от ворот и всемерным почетом. Дерптский епископ быстро понял, что нынешней зимой точно так же повели себя и дорогие его сердцу жители Лифляндии — но все равно заставлял себя улыбаться и кивать в ответ, мысленно клянясь всеми возможными клятвами, что нынешние успехи еще аукнутся русским страшной кровью.
Наконец насытившийся боярин поднялся. Подобрал с кресла плащ.
— Хороший ты человек, господин епископ, — на прощание улыбнулся он. — Рад я тому, что Господь познакомиться нам довел. А грамоту жалованную завтра поутру Антип мой привезет. Днем горожанам ее на площади огласят, а потом и пришлю.
Дождавшись, когда за ненавистным гостем закроется дверь, епископ промокнул губы кружевным платком, подошел к очагу, снял с каминной полки один из приготовленных там факелов, зажег его и уверенно толкнул узкую дверцу сбоку от камина.
Крутая каменная лестница повела его вниз. Три десятка ступеней, и хозяин замка ступил в расположенное под залом помещение, под безмолвные взгляды множества вмурованных в стены, пол и потолок черепов. Хозяин огляделся, удовлетворенно кивнул, после чего зажег угли на двух железных жаровнях, одна из которых стояла рядом с грубо сколоченным столом, а вторая — у подножия кресла святого Иллариона, отличающегося от обычного только торчащими из спинки, сиденья и подлокотников множеством кованых гвоздей, да колодками для ног внизу.
Бывший правитель здешних земель поморщился, вспомнив, что отныне он более не властен по своему желанию или по нужде допрашивать или казнить сервов, купцом или горожан. Русские никому не дозволяли проливать крови царских подданных, и за подобное деяние не колеблясь отправляли на дыбу любого — будь ты хоть раб, хоть родовитый князь. И это понимание возбудило в священнике еще большую ненависть к захватчикам: человеческая кровь и жизнь нередко требовались ему для важных научных экспериментов. Он уже в который раз за день громко выругался, пересек комнату и откинул полог, закрывающий проход дальше, в самый сокровенный уголок.
За пологом находилась естественная пещера около пяти метров в диаметре, с низким потолком и неровным полом. С одной ее стороны лежало, закрепленное на высоте трех футов большое распятие, с другой — свисал с потолка белый полупрозрачный камень. Под камнем стоял трехногий медный столик, с нацеленным вертикально вверх бронзовым острием, а под столом, вмурованное в такой же полупрозрачный камень, таращилось наружу странное существо: вытянутая вперед, похожая на спелый кабачок голова, с круглыми глазами и чуть приоткрытой пастью; скрюченное, покрытое короткой шерстью тело; ноги с огромными когтистыми ступнями и слегка разведенные в стороны мохнатые крылья на спине.
Епископ вставил рукоять факела в специальный держатель, опустился на колени, поцеловал камень в то место, куда был устремлен взгляд навеки замурованного уродца, затем выпрямился во весь рост и торжественно перекрестился: от пупка ко лбу, и от левого плеча к правому:
— Прости меня, Лучезарный, за долгое отсутствие и невознесение должных молитв. Мнилось мне, что смог найти я прямой путь к твоим милостям, но темный дух оказался всего лишь мелким бессильным рабом.
Крохотная комната наполнилась оглушительным хохотом, но священник не обратил на него внимания. Он успел понять, что после заключения Договора с духом он более не подвластен его гневу или скуке. Два года дух его раб, два года — его тело принадлежит духу. Бесплотные существа, в отличие от земных людей, не умеют лгать или изменять. Они хитры — но данному слову следуют неукоснительно и безукоризненно. Темный дух мог думать сейчас все, что угодно — но выместить на нем недовольство права не имел. Потому, что сейчас дух был его рабом.
— Прости меня, Лучезарный и снизойди ко мне своим вниманием.
С верхнего камня оторвалась капля воды, упала на бронзовое острие и стекла в оставленное у его основания отверстие. Спустя мгновение капля упала на камень, скрывающий странного уродца, и словно растворилась в нем. Хозяин замка низко поклонился, после чего сел перед столиком прямо на распятие.
— Дай мне совет. Лучезарный, умоляю тебя. Научи меня, скудоумного, как избавиться от русских? Как изгнать их с ливонских земель?
Сверху опять сорвалась капля — но на этот раз она скатилась на одну из букв, отчеканенных вокруг медного острия.
— W, — прошептал епископ, дождался следующей капли и произнес новую букву: — А…
Лучезарный отвечал! Он не бросил своего раба в трудную минуту, он сохранил для него частицу своей благосклонности!